Дорогая, где Бобстер? - Страница 33

— Ну, Эмми, — жалобно проблеял Ник. — Может, впустишь меня, пока я задницу не отморозил?

— Сходи погрейся к Анне, — фыркнула Эмми, возмущенная такой наглостью. — Она спец по этому делу. Мигом вернет твою задницу к жизни.

— Эмми, я кретин, я имбецил. Я просто придурок. Ну, пожалуйста, прости меня… а?

— Ник, — вздохнула Эмми, впервые за всю историю их отношений глядя на Ника сверху вниз, а не снизу вверх. — Ты думаешь, все так просто исправить?

— А чего тут сложного? — удивился Ник. — Я уже послал Зельски куда подальше. Она, конечно, ревела, но что тут сделаешь, — гордо заметил Ники добавил: — Я же тебя люблю, Эмми. Ты что, дуреха, не веришь?

— Вот именно, дуреха, — нахмурилась Эмми. — Дуреха, что верила. Так не любят, Ник. Любовь совсем другая.

— А какая? — поинтересовался Ник, переминаясь с ноги на ногу.

— Сложная, — вздохнула Эмми. — Иди домой, Ник, не мерзни. Завтра проснешься — и все наладится. Найдешь себе еще какую-нибудь Анну, дело-то недолгое.

— Наладится?! Ты что, продинамить меня хочешь?! Таких, как я, не динамят, запомни, детка.

— А таких, как я, не предают, — бросила Эмми и, не обращая никакого внимания на Ника, который пытался выдать очередное глубокомысленное суждение, закрыла форточку.

Но взяться за дневник ей не удалось: в окно снова полетели мелкие камешки. Вначале один, за ним — другой, потом — третий, четвертый… Отделаться от Ника было не так уж и просто. Но вовсе не потому, что он испытывал к Эмми страстные чувства. Больше всего на свете Ник боялся оказаться «лузером, которого продинамили».

— Вот кретин, — не сдержалась Эмми, а когда в окно ударился пятый камешек, добавила: — Настоящий имбецил.

Шестой, седьмой, восьмой… Господи, откуда он их столько набрал? Как будто специально подготовился.

Наконец нервы Эмми не выдержали, и она снова подошла к окну. На этот раз Ник был не один. Рядом с ним стоял Джордж Даглборо, отец Эмми, и со спокойным, но очень холодным лицом объяснял что-то бывшему парню дочери. Эмми не слышала, что говорил отец, но, судя по всему, его слова возымели на Ника действие.

Он бросил белоснежную розу прямо в сугроб и, приняв независимый вид, удалился. Эмми хмыкнула, глядя на его демонстративно выпрямленную спину. Господи, неужели для человека так много может значить то, как он выглядит в глазах окружающих?

Можно подумать, ты не такая, осеклась Эмми, вспомнив о своих недавних страхах быть брошенной Ником. Видно, когда ты не боишься потерять, ты и не теряешь. Вот и она, Эмми, не потеряла ничего с уходом Ника. И даже спокойно смотрела на его походку, которая еще совсем недавно казалась ей верхом мужского изящества.

Кто-то три раза постучал с противоположной стороны люка. Этой деликатностью в их семье грешил только отец, который терпеть не мог когда в его кабинет заглядывали без стука.

— Войдите, — уныло отозвалась Эмми. Наверняка он ограничится тем, что спросит, кто этот парень, и сообщит, что Эмми уже превысила лимит отпущенного матерью времени.

— Привет, малышка. Что делаешь? — поинтересовался отец.

Зачем спрашивать? Даже если она сейчас скажет ему, что собирается наглотаться таблеток, а потом принять ванну с соляной кислотой, отец кивнет, пробормочет свое «что ж, это важное и нужное дело» и, посоветовав ей не слишком много времени уделять этим процедурам, спустится вниз.

— Хочется посидеть в одиночестве, — ответила Эмми и была крайне удивлена тем, что фраза о «важном и нужном деле» не прозвучала.

— А когда ты успела расстаться с Ником? — внимательно посмотрев на дочь, спросил Джордж.

Только не упади, Эмми. Неужели в тело твоего отца вселился инопланетянин?

— Прости, пап?

— Ты рассталась с Ником? А мне казалось, это у вас надолго.

Час от часу не легче! Откуда он вообще знает Ника? Они виделись всего пару раз по паре минут, когда папа выходил из своего кабинета, чтобы на автомате дойти до двери, выйти из нее, сесть в машину и поехать в свой центр.

— Да, рассталась, — пробормотала Эмми, пытаясь высмотреть в облике отца признаки какой-нибудь болезни, которая дала бы правдоподобное объяснение его поведению. — Сегодня рассталась. Мы больше не встречаемся с Ником.

Вот теперь-то успокоенный отец с чувством выполненного долга скажет, что это «дело важное и нужное» и…

— Может, хочешь поделиться?

— Ну… — пробормотала вконец растерянная Эмми. — Мы вроде как друг другу не очень-то подходим.

— Это точно, — согласно кивнул отец и присел на место, облюбованное Эмми. — Ты слишком для него хороша.

— Да при чем тут — хороша или плоха? Просто мы совсем разные. Даже интересы у нас разные.

— А какие у тебя интересы? — полюбопытствовал отец, и Эмми с тоской вспомнила их последнюю, кажется годичной давности, беседу, когда Джордж Даглборо попытался вызвать у дочери интерес к точным наукам.

— Пап, я терпеть не могу алгебру, геометрию и вообще все, где надо считать! — выпалила Эмми, чтобы пресечь дальнейшие расспросы на эту тему.

— Я спрашивал о том, что ты любишь, а не о том, чего ты не любишь, — мягко улыбнувшись, уточнил Джордж.

— Ну… Я люблю читать. Я вообще много читаю. За последний год я прочла всего Шекспира, что стоял дома у Тайлера. А еще «Над пропастью во ржи». И «Убить пересмешника». Эти книги чем-то похожи, но, если честно, вторая мне больше понравилась. Она очень светлая и с хорошим концом. А вот «Над пропастью во ржи», ее написал Сэлинджер, больше нравится Тайлеру.

— Это здорово, что ты так увлеклась литературой, — искренне похвалил ее Джордж, и Эмми подумала, что это первая похвала, которая не вызвана добытым в муках высшим баллом по алгебре. — И так много прочла… Ты просто молодчина, Эмми. А Тай приятный парень, — добавил он, немного подумав. — И большая умница. Я бы поболтал с ним, когда у меня выдастся свободный денек. Может, он заглянет к нам на каникулах?